(46) Все еще не успокаивались раздоры, а ненависть к тем, кто, по общему мнению, меня защищал, даже возрастала. Тогда по предложению этих людей, по почину Помпея, который не только своим влиянием, но и просьбами побудил Италию, жаждавшую видеть меня, побудил вас, требовавших меня, и римский народ, тосковавший по мне, добиваться моего восстановления в правах, и вот я возвращен из изгнания. Пусть, наконец, прекратятся раздоры! Успокоимся после продолжительных разногласий! Но нет — этого нам не позволяет все тот же губитель: он сзывает народные сходки, мутит и волнует, продается то той, то этой стороне; однако люди, если Клодий их похвалит, не слишком ценят эти похвалы; они радуются, скорее, тому, что Клодий порицает тех, кого они не любят. Впрочем, Клодий меня ничуть не удивляет (на что другое он способен?); я удивляюсь поведению мудрейших и достойнейших людей : во-первых, тому, что они терпят, чтобы каждого прославленного человека с многочисленными величайшими заслугами перед государством своими выкриками оскорблял гнуснейший человек; во-вторых, их мнению, будто чья-либо слава и достоинство могут быть унижены злоречием со стороны отъявленного негодяя (именно это менее всего служит им к чести); наконец, тому, что они не чувствуют (правда, они это, как все-таки кажется, уже подозревают), что бешеные и бурные нападки Публия Клодия могут обратиться против них самих.